Найя - Страница 15

- Да, но я не хочу уходить.

- Ты не уйдешь.

- Просто, есть некоторые, кто считают меня дочерью демона, – я усмехнулась.

- Это слепцы и глупцы. Но! Не стоит их винить в этом, акатти многое пережили и не сразу начинают доверять. Я же вижу в тебе свет, а не тьму и это главное. Мое слово в племени на первом месте, у вождя на втором. Ведь именно я дал разрешение на ваш с Макки союз. Ты нужна акатти, но зачем пока не пойму. Ну, ладно. Мне пора в путь, я вернусь через шесть дней и семь ночей, тогда поговорим.

Он вышел из шатра и направился к воротам, я же последовала за ним. На улице меня дожидался вождь:

- Смотрящий отправится к оракулу бескалов. Что-то происходит и это меня очень волнует. - Укатри смотрел ему вслед и говорил со мной.

- Что-то опасное?

- Не знаю. Бескалы давно не приходили сюда, тем более с мирными целями. Их оракул старше и сильнее нашего, он слышит Скайру. Именно он предсказал рождение новой жизни, которая положит конец войне.

- И вы верите ему?

- Оракулы вне закона, они никому не подчиняются и говорят лишь правду, а иначе Скайра покарает их. Смотрящий также что-то чувствует. Нам остается только ждать.

Укатри зашел в шатер, а я направилась в наш с Макки дом.

Макки не мог сдерживать себя и не переставал ласкать, обнимать и целовать. Каждую ночь нам хотелось быть вместе, с ним я нашла свой рай и не хотела покидать его, никогда.

Дни шли, мы начали жить в ритме деревни. Меня приняли в ряды охотников и каждую ночь мы с Макки отправлялись в леса, а к утру возвращались домой, и остаток дня были только вдвоем. Единственное, прежде чем я стала одной из акатти, они хорошенько поиздевались надо мной. Как-то раз, когда я пошла за водой, то у колодца повстречала толпу местных девиц, эти пятнистые бестии все никак не могли успокоиться из-за того, что лучший воин деревни выбрал себе в спутницы иноземку, да еще и страшную по их меркам. Так вот, пока я набирала воду, плутовки успели что-то подбросить в одно из ведер, что это, а точнее кто, узнала лишь по возвращении в кувэ. Когда уже собиралась вылить воду в кувшин, из ведра на меня выпрыгнуло нечто, само собой, я завизжала и чуть не вывалилась из кувэ, благо, успела схватиться за веревочную лестницу, а эти негодяйки чуть ли не покатились по земле от хохота. Как выяснилось, мне в воду подбросили здешнего моллюска, который умел не только ползать по деревьям, но и хорошо прыгать, цепляясь за опору всеми своими двадцатью щупальцами. Бедолага так испугался воды, что отпускать меня, казалось, не собирался вовсе, его пришлось отрывать при помощи клещей кузнеца Даветри. После крепкой хватки моллюска у меня еще неделю сходил синяк с руки.

В другой раз местная ребятня напугала мою лошадь в момент, когда я пыталась влезть в седло. Что сказать, полет был самой приятной частью, а вот падение надолго запомнилось отбитым копчиком и кровавыми ссадинами на спине, поскольку упасть меня угораздило в кусты, ветви которых были покрыты острыми шипами. Весь оставшийся вечер Макки выдергивал из меня эти треклятые шипы. Он сначала порывался отыскать хулиганов, чтобы всыпать им по первое число, но я отговорила его, мне совсем не хотелось усугублять свое и без того непростое положение.

Но это еще цветочки, были ситуации и посерьезнее, как например ссора с местной собирательницей Амарри. Ее муж помог мне пронести тушу тукка от ворот до шатра вождя, причем помог по просьбе Макки, поскольку он сам не смог, был вынужден вернуться за одним из охотников в лес, в итоге Амарри устроила грандиозный скандал. Мало того, что она была невероятно ревнива, так еще и имела жутко скандальный характер. На ее крики сбежалась вся деревня, пожилые женщины качали головами и бросали презрительные взгляды в мою сторону, а молодые акатти тихо посмеивались и подначивали старших, требуя немедленно вызвать вождя, чтобы тот собрал совет и решил судьбу чужачки, которая осмелилась нарушить одно из важнейших табу акатти – возжелать чужого мужчину. Если бы не вовремя подоспевшая Мораги, которая быстро разогнала толпу, а Амарри призвала к разуму, мне бы точно высказали муке и тогда, скорее всего, пришлось вернуться к реке.

В обществе акатти самым ужасным считалось отвержение, так как за отвержением следовало неминуемое изгнание. И если мне, человеку из другого мира, изгнание не казалось столь уж серьезным наказанием, то для Макки подобное могло стать ударом, а я, будучи его женой, теперь просто обязана была поддерживать мужа во всем и не позорить его перед соплеменниками. Конечно же, Макки все понял. Когда он вернулся, то с такой лаской и трепетом успокаивал меня, просил не обращать внимания на безумства здешних скандальных особ, но невозможно не обращать внимания на них, ведь я живу среди них и хочу продолжать жить.

Но, несмотря на все неприятности и бесконечные попытки акатти приструнить чересчур много себе позволяющую иноземку, эту жизнь невозможно сравнить с тем, что было раньше. Там, в другом мире, я была скована по рукам и ногам, каждый день сводился к одному и тому же, а здесь все иначе. Азарт в душе, лук и стрелы в руке, а рядом тот, ради которого не жалко и умереть. И это то, что нужно каждому из нас. Прежняя жизнь меня больше не волновала, оказавшись здесь, я получила возможность все изменить и добиться счастья.

Акатти все же приняли меня, только Умани не смогла простить и пережить того, что Макки отверг ее, выбрав человека. Ей стало еще хуже, когда многие женщины деревни выразили ей свое муке. Я же стала почти как акатти, тем более охотником, правда, женщин охотниц в племени не особо приветствовали, многие этого не понимали, особенно представители старшего поколения, ведь для местной женщины было главным – родить ребенка, дать новую жизнь будущему воину или будущей матери.